— Что? — Стэнс повернул голову и взглянул на Эллосу, но она чувствовала, что он, в сущности, не видит ее. Но затем в его лице мелькнула искра перемены. Глубокая сосредоточенность нарушилась. Он вернулся к жизни — вот единственное объяснение, которое Элосса могла дать этой перемене.
— Что? — он снова повернулся к лицу на стене, ярко освещенному факелами. — В чем дело?
— Я спросила… это… Атторн? — Она указала на лицо. — Рот у него явно есть.
Стэнс прикрыл рукой глаза.
— Не знаю… Не могу вспомнить.
Элосса глубоко вздохнула. Прошлой ночью Раски хотел убить ее, пока она спала. Утром, после того, как она в свою очередь была околдована (что же, кроме колдовства, послало ее, спящую, на тропу саргона?), этот же самый Раски спас ей жизнь. Он привел ее сюда через темный туннель, будто знал, что здесь находится, и зажег факелы, точно зная, где их найти.
— Ты и в самом деле хорошо знаешь это место, — продолжала Элосса, решив слегка уколоть Раски, — иначе ты не нашел бы этого, — она указала на факелы. — Тайный храм вашей древней мести, и ты привел меня в него, чтобы убить.
Она и сама не знала, почему высказала это обвинение, но оно могло быть и правдой.
— Нет! — он вытянул вперед руки, как бы отталкивая это лицо с разинутым ртом, отгоняя все, что оно могло означать.
— Я же сказал тебе — я не знаю! — Его голос дрожал от злости. — Это не мое… Это… что-то другое, и оно делает меня своим слугой. А я… я не хочу служить ему! — сказал он медленно и с паузами. И он верил в то, что говорил, в этом Элосса не сомневалась. Но мог ли он как-то защищаться против принуждения, уже дважды овладевшего им, — в этом она отнюдь не была уверена.
Раски повернулся к лицу, полному зла, спиной. Его собственное лицо выражало решимость.
— Поскольку я не могу управлять тем, что движет мной, нам лучше уйти. Я пойду один, пока не удостоверюсь, что я не просто орудие…
Это было разумно — с небольшой поправкой. В прошлую ночь на нее тоже действовало нечто неизвестное, пославшее ее навстречу смерти. Но ведь ее раса умела ставить мысленный барьер против такого вмешательства. Юрт не мог овладеть мозгом своего товарища, не мог контролировать даже Раски, у которых не было такой защиты, он мог только создавать недолговечную иллюзию. Но тут дело было не в галлюцинациях, а в мысленной власти на том уровне, который был совершенно чужд Элоссе, и это вызвало в ней болезненный страх. Талант Юртов всегда считался высшим, и может быть, поэтому в них росла бессознательная надменность. Возможно даже, подумала она, бремя старого греха вызвало необходимость сохранить правила, диктующие, где можно пользоваться этим талантом, а где нельзя. Может, из-за того, что она скинула бремя Юрта, она и попала под власть неизвестной ей и враждебной силы, о которой Раски знал, и в существование которой она должна теперь поверить? Если это ее вина, тогда она, как и Раски, приняла на себя новое бремя — или, может быть, проклятие, и должна научиться либо тому, как его скинуть, либо тому, как нести его.
— Это движет и мной тоже, — сказала она. — Я чуть не попала в зубы саргона, даже не зная, что делаю.
— Это не от Юртов, — покачал головой Стэнс. — Это что-то от Раски… от этого мира. Но я клянусь тебе Кровью и Честью своего Дома, что не знаю даже легенд об этом месте, не знаю, что привело меня сюда и зачем. Я не поклоняюсь злу, а это — вещь Зла. Ты сама чувствуешь, как в воздухе пахнет Злом. Я не знаю Атторна, если это Атторн.
Она снова должна была признать, что он говорит правду. Цивилизация Раски закончилась потрясением от разрушения Кал-Хат-Тана, как она сама видела на экране. Хотя народ выжил, какой-то источник храбрости, гордости и честолюбия иссяк. Многое из того, что они знали, в прошлые времена, теперь пропало.
Однако, сейчас они стояли в центре Власти. Элосса могла определить ее силу, как бы водящую пальцем по ее мысленному щиту и осторожно пытающуюся проникнуть внутрь, чтобы уяснить, что представляет собой Элосса. Надо уходить отсюда как можно скорее.
Элосса покачнулась: сквозь мысленный ее щит и как бы сквозь все ее тело пронесся крик о помощи. Где-то неподалеку был Юрт, которому грозила смертельная опасность, такая мольба вырывается только тогда, когда смерть неминуема. Не раздумывая, Элосса тут же опустила барьер и послала поисковый зов. Пришел другой, но намного слабей.
Откуда? Она повернулась к отверстию туннеля. Куда идти? Она послала незнакомцу настоятельную просьбу вести ее. В третий раз прозвучал зов, но не с той стороны, куда она смотрела, а позади. Элосса снова обернулась к лицу на стене. Его глаза светились злобой. А зов шел из-за лица! Может, в каком-то древнем жертвоприношении здесь пролилась кровь Юрта и остались сильные эмоции, которые мог уловить другой Юрт? Нет, первый зов был слишком живым. Не могла же она не чувствовать разницы между напоминанием о мертвом и мольбой, исходящей от живого! Где-то здесь был Юрт, и ему грозила опасность. Позади стены с открытым ртом полного злобы Атторна.
Стэнс схватил ее за руку.
— Что это?
— Юрт, — рассеянно ответила Элосса, она так сосредоточилась на попытке проследить источник зова, что даже не стала освобождаться от неприятного ей прикосновения Раски. — Где-то здесь Юрт в беде.
Девушка опустилась на колени перед раскрытым ртом в стене, безрассудно посылая мысле-поиск.
Юрт! Но… что-то еще… худшее… Раски? Трудно сказать. Она ткнула концом посоха в отверстие рта. Посох не встретил препятствия, рот был как бы вторым входом — но куда? Возможно, к другому пути через страшные, пещеры. Надо узнать… Она закрыла глаза, собирая вернувшуюся к ней энергию. Где Юрт?