Вокруг гудели установки.
До сих пор он действовал инстинктивно.
Что дальше?
Зеркало ответило ему:
— Подойди к ящику, что находится справа от тебя, Мерлин, и нажми четыре маленькие кнопки. Ящик сохранит твою жизнь. Когда ты проснешься, люди будут смотреть на звезды. Тогда наступит твой час. Сегодня мы потерпели поражение. Нужно ждать лучшего дня.
— Артур? — спросил он.
— Он был, есть и будет. Для тебя приготовлено место.
Войди в него и спи. Мгновение Мерлин колебался, затем задал последний вопрос:
— А Нимье?
— Ее судьба вне наших знаний, Мерлин.
Он положил меч на скамью перед Зеркалом, где сидел так часто. Клинок по-прежнему сверкал. Только человеческие надежды тускнеют. Мерлин вздохнул.
Он медленно повернулся и отыскал кнопки, нажал, как ему было приказано. Забегали огоньки. Мерлин тупо смотрел, пока они снова не погасли. Тогда он прошел к ящику.
Раздевшись, он вошел внутрь и почувствовал, как поднимается жидкость. Время!
Сколько его пройдет?
Белое тело под луной, приглашающий жест и смех, обнаженные ноги, легко бегущие по закрытой тенями земле. Мерлин уснул.
Девушка Раски изобразила двумя пальцами левой руки Рога Демона и плюнула сквозь них. Капли слюны, смешавшись с пылью, упали на глинистую дорогу, едва не задев край дорожного плаща Элоссы. Элосса не взглянула на девушку, ее глаза были прикованы к далеким горам, ее цели.
Ненависть городка душила ее, как облако пыли. Ей следовало избегать поселка. Никто из рода Юртов не входил в местные поселения, если мог избежать этого. Излучения ненависти глубоко вгрызались в Высшее Сознание Юрта, затемняли восприятие, путали мысли. Но Элоссе нужна была пища. Вчера вечером, перебираясь по камням через ручей, она поскользнулась и упала в воду, припасы в ее поясной сумке превратились в клейкую массу, и утром их пришлось выбросить.
Торговец, к которому она обратилась, был угрюмым и грубым, но у него не хватило храбрости отказать ей, когда она быстро выбрала нужное. Из всех волн ненависти… Теперь, отойдя достаточно далеко от девушки, которая приветствовала ее плевком, Элосса пошла быстрее.
Юрты, мужчины и женщины, с достоинством проходили мимо Раски, потому что игнорировали местных жителей и смотрели сквозь них, будто не видели. Юрты и Раски различались, как свет и тень, как гора и равнина, жара и мороз. У них не было ничего общего.
Они жили в одном и том же мире, ели одинаковую пищу, дышали одним воздухом, у некоторых в роду Элоссы даже были черные волосы, как у Раски, и кожа их не отличалась по цвету. Раски были смуглыми от рождения, а Юрты, живущие под открытым небом, темнели только под лучами солнца. Если бы Элоссу одеть в хлопающую по щиколоткам юбку той девушки, что так наглядно демонстрировала свою ненависть, и зачесать волосы наверх, то они с ней почти не отличались бы друг от друга. Разница была только в мозге, в мысли.
Так было всегда. Высшее Сознание Юрт получал от рождения. Ребенка учили пользоваться им раньше, чем он начинал говорить, потому что Высшее Сознание было единственным, что хранило Юртов от полного уничтожения.
Закар был нелегким миром. Страшные штормы в холодный сезон загоняли кланы Юртов в горные норы, разрушали города жителей равнины. Леденящие ветры, град, ливневые дожди… Все живое искало от них убежища. Поэтому Паломничество было возможно только в два месяца ранней осени, и Элосса должна была торопиться, чтобы успеть добраться к цели.
Элосса воткнула посох в скользкую глину и повернула в сторону от дороги, которая шла к фермам. Впереди виднелись тускло-коричневые приземистые дома. Дорога углом поворачивала в сторону от гор, к которым шла Элосса. Ей хотелось бы уйти с равнины вверх, в ее родные места, где можно было свободно дышать, где не было бы пыли и ненависти, исходящей от любого Раски.
По обычаю своего народа она должна была совершить свое путешествие в одиночку. В тот день, когда собрался клан женщин, чтобы дать ей посох, сумку с запасом пищи, у нее сердце упало, и не только от страха. Идти одной в неизвестное… Но таково было наследие Юртов, и каждая девушка и юноша выполняли это, когда их тела становились готовыми для служения Старейшим, а их мозг мог воспринимать Знание. Некоторые не возвращались, те кто вернулся — изменялись.
Они были способны по желанию поставить барьер между собой и своими товарищами, закрывая мысленную речь. Кроме того, они становились серьезнее, озабоченнее, как если бы часть Знания, а может быть, и все целиком, давило на них тяжелым грузом. Но они были Юртами и, значит, должны были вернуться в колыбель клана, принять Знание, каким бы горьким и тревожащим оно ни было.
Именно Знание и вело их к цели. Они должны были держать свой мозг открытым, пока в нем не поднимется путеводная мысль. Мысль эта была командой, и ей следовало повиноваться. Элосса шла уже четыре дня, в ней все время работало странное принуждение, указывающее ей кратчайшую дорогу через равнины к горам, к стране, которую теперь посещали только по Зову.
Она и ее однолетки часто размышляли о том, что там находится. Двое из их компании уходили и вернулись, однако спросить их, что они там видели, запрещалось обычаями. В них уже стоял Барьер. Тайна оставалась тайной до тех пор, пока каждый сам не пойдет открывать истину.
Элосса не понимала, за что Раски так ненавидели их. Может быть, из-за Высшего Сознания? У равнинных жителей его не было. Но тут таилось что-то еще.
Элосса отличалась от хузов, кеннов и прочих живых существ, которых Юрты уважали и которым помогали; на ее стройном теле, сейчас покрытом дорожной пылью, не было ни шерсти, ни чешуи, однако, в мозгу этих существ, живущих рядом, не было ненависти к ней. Настороженность — да, если животное недавно появилось в местах клана, но это было естественно. Но почему же те, кто имел такое же тело, как у нее, глядели на нее с черной ненавистью в мыслях, когда она проходила мимо них сегодня утром?