Горькие мысли затопили ее мозг, сделали мир серым и холодным.
— Небесный дьявол!
Элосса повернулась и встретилась взглядом с Раски. Она совсем забыла о нем. Видел ли он то, чему она вынуждена была стать свидетельницей, — картину уничтожения счастливого мира его предков? Она протянула руку ладонью кверху.
— Ты видел?
Может быть, изображение на экране было только для нее я вызвано мысленной силой, недоступной Раски?
Он шагнул вперед. Безумия в его глазах не было, он был обычным человеком. Никакие мысли и чувства мертвых его не захватили, но лицо его было суровым и застывшим, и Элосса не могла больше пользоваться мысленным зондом, чтобы прочесть его мысли, словно в нем был барьер, какой ставили себе Юрты.
— Видел… — помолчав, ответил он. — Этот… — он крепко ухватился за спинку кресла. — Этот ваш корабль… принес смерть городу. — Он сделал паузу, как бы подыскивая более точные слова. — Мы были великим народом, ты же видела! Мы не жили в дрянных хижинах! Кем мы стали бы, если бы не вы?
Девушка не ответила. Да, город, который она видела во сне и на экране, был более великим, чем какой-либо из существующих сейчас в этом мире. И так же — теперь она видела это — Стэнс отличался от других Раски. В нем осталось что-то от способностей тех, кто строил Кал-Хат-Тан.
— Вы были великим народом, — согласилась она. — Город погиб, народ остался в шоке и отчаянии. Но… Что произошло потом? — Ее мозг начал сбрасывать тяжкое бремя печали и отчаяния, туманившее ее мысли. — То, что случилось здесь, было очень и очень давно. За несколько лет природа не закрыла бы так развалины, и звездный корабль не погрузился бы так глубоко в землю. Почему твой народ не нашел сил снова подняться? Вы живете в грязных хижинах, боитесь всего, что отличается от вас, и не пытаетесь стать другими.
Лицо его потемнело, губы раскрылись, как будто он хотел обругать ее, и она чувствовала поднимающуюся в нем злобу. Затем его рука, сжимавшая спинку кресла, слегка разжалась.
— Почему? — повторил он, как бы спрашивая себя самого.
Последовало долгое молчание. Его напряженный взгляд переходил от Элоссы к умершему теперь экрану за ее спиной.
— Я никогда не задумывался, — тихо заговорил он уже без злобы. — Почему? — теперь он спрашивал экран. — Почему мы погрузились в грязь и остались в ней? Почему наш народ преклонил колени перед таким Верховным Правителем, как Галдор, который только и умеет, что набивать брюхо да бегать за женщинами? Почему? — Его глаза снова обратились к Элоссе. В них загорелся неистовый жар, как будто он хотел силой своей воли вырвать у нее ответ.
— Спроси Раски, а не Юртов, — ответила Элосса.
— Нет! Юртов!
Она сделала ошибку, сфокусировав его внимание на себе. В нем еще была злоба, но уже не такая сильная.
— Что вы имеете, Юрты? — он внимательно следил за ней, как бы предполагая, что она в любой момент может воспользоваться каким-то оружием, — что вы имеете, чего нет у нас? Вы живете в пещерах и шалашах и устроены не лучше, чем рог и саргон. Вы носите грубые одежды, в каких ходят наши полевые рабочие! У вас нет решительно ничего! Однако, вы можете ходить среди нас, и никто, даже переполненный ненавистью, не поднимет на вас руки. Вы умеете плести чары. Значит, вы живете среди этих чар, Юрт?
— Могли бы, но мы этого не делаем. Если кто-то один обманет себя, он погубит все, — Элосса еще никогда не разговаривала с Раски, если не считать самых необходимых слов, например, при покупке пищи на каком-нибудь рынке, и теперь его слова смутили ее. Она оглянулась вокруг.
Здесь вес было сделано Юртами, теми Юртами, что жили, как сказал Стэнс, в пещерах и хижинах гораздо более примитивных, чем жилища Раски. Одежда на ней была выткана ею самой, грубая, почти бесцветная. Элосса в сущности никогда не глядела на себя и других, она принимала все, как часть жизни. Теперь же, увидев все как бы со стороны, она впервые задумалась. Их жизнь была нарочито суровой и унылой. Часть наказания?
Те же годы прошли и для Юртов, и для Раски. Как Раски не вернули себе то, что потеряли, так и Юрты пальцем не шевельнули, чтобы облегчить кару, наложенную на них. И обе расы будут жить так всегда?
— Обманывать себя? — Стэнс прервал ее мысли. — Что это за обман, Юрт? Если мы, Раски, говорим про себя о великих вещах, отнятых у нас, и о том, что нам нечего и думать вновь подняться на такую высоту — разве мы обманываем себя? Мы видим правду и не отмахиваемся от нее. А вы, Юрты, пришедшие со звезд, из-за ошибки, сделанной давным-давно человеком вашей крови, так и будете вечно под наказанием?
Элосса глубоко вздохнула. Он бросал ей вызов. Возможно, Юрты выиграли больше, получив Высшее Сознание. Но возможно также, что они приняли это как неожиданное благо. Теперь она в свою очередь задала вопрос:
— Задавался ли ты таким вопросом, Стэнс из Дома Филбура?
Он все еще хмурился, но это не относилось к ней, как она догадывалась. Он рассматривал какую-то мысль, которой раньше у него не было.
— Нет, Юрт.
Странно раздраженная формой его обращения, девушка перебила его:
— Меня зовут Элосса. А роды не входят в наш счет.
Он изумленно посмотрел на нее.
— Я думал… у нас всегда считали… что Юрты никогда не называют своих имен.
Настал ее черед удивляться. Ведь он сказал правду! Она не знала случая, когда Юрт так свободно разговаривал с Раски, и они называли бы себя друг другу. — Впрочем, Раски всегда были готовы назвать себя и основателя их рода. Но сейчас ей казалось необходимым, чтобы он перестал называть ее «Юрт», она знала, что у Раски это слово почти ругательное.